Есть две точки зрения на то, как дети усваивают родной язык.

Одни ученые считают, что владение языком — врожденное свойство. То есть в каждого младенца генетически заложена лингвистическая программа, которая активируется при столкновении с конкретным языком — русским, английским или китайским. И из такого протолингвотеста лепится язык. Так думают генеративисты.

Другие ученые полагают, что мы планомерно и мучительно обучаемся языку, повторяя слова за родителями и наблюдая, как мама с папой на это реагируют. Так считают функционалисты.

Современная наука склоняется к тому, что истина где-то посередине. Уже найдены гены, частично отвечающие за языковую способность, FOX P2 например. Абсолютно все дети, в том числе дети глухих родителей, гулят во младенчестве. А вот лепечут не все — и тут наглядно прослеживается влияние социума.

Многих бесит, когда родители сюсюкают с детьми. Вот это всё: «А кто это у нас тут такой большой? А чьи это глазки? Машенькины глазки». Это сюсюканье по-научному зовется речь, обращенная к ребенку — РОР. Эта самая РОР на самом деле важна и нужна. Для РОР характерны повышение тона голоса, богатый интонационный рисунок, общая музыкальность высказываний — ребенок улавливает всё это в потоке звуков и сразу понимает, что говорят именно с ним. Ему хочется повторять эти прикольные звуки, подражать взрослому, играть с ним — говорить по очереди.

Музыкальная РОР помогает передать ребенку настроение взрослого и успокоить его. В древности умение заставить младенца вовремя замолчать спасало жизнь всему племени, да и сейчас спасает и ребенка, и маму от гнева соседей по самолету.

Интонационный и ритмический рисунки дети умеют считывать с рождения. Например, французские новорожденные плачут с повышением тона и громкости, а немецкие — по нисходящей. Причем, эти музыкальные рисунки дети услышали и запомнили еще в утробе матери.

В РОР активно выражены формантные частоты, которыми различаются гласные звуки. Поэтому дети по всему миру начинают говорить именно с гласных. Затем следуют простые губные звуки — [п], [б], [м]. Недаром первые слова как минимум европейских и американских младенцев — мама и папа. Согласно Якобсону, дети усваивают звуки языка от универсальных к идиоэтническим — от тех, что есть во всех языках к особым звукам родного языка. Поэтому русскоязычным детям долго не дается дрожащий [р], не сразу получаются аффрикаты [ч], [ц].

Любопытно, что некоторые дети стремятся точно воспроизвести звуки, в другие ритмический рисунок слова. Так вместо котенок первые могут сказать тё, а вторые — тё-тё-тё.

Еще в РОР есть клевая штука, которая тоже очень нравится детям — редупликация, то есть повторения. Все эти вжик-вжик, бах-бах, ля-ля, баю-бай и прочие мяу-мяу. Редупликации намекают ребенку, что у слов есть определенная структура, то есть они делятся на составные части.

Уменьшительные слова, диминутивы, тоже используются не просто для мимими — они сильно упрощают грамматику. Благодаря диминутивам, например, исчезает непродуктивное третье склонение: вместо мыши, например, теперь простая мышка. Слова мужского рода становятся похожи друг на друга и тоже проще склоняются: столик, планшетик, зайчик — все они оканчиваются на -к. Интересно, что дети начинают использовать все склонения сразу — после фазы застывших форм.

Дети осваивают грамматику поразительно быстро и точно. И сразу начинают строить слова по усвоенным моделям — часто неправильно, потому что знают только систему, а не норму. (Это явление прекрасно показано в одной из самых крутых книжек о детской речи — «От двух до пяти» К. И. Чуковского.) Подробнее об этом как-нибудь потом.

Меня поражает, как человеческий мозг обучается языку. Очень надеюсь, что в будущем плотнее займусь этой темой, а пока только книжки читаю да видео смотрю.

Когда ребенок учится говорить, в его мозге сама собой выстраивается сложная языковая система — никто специально не учит детей морфологии и синтаксису. Ребенок слышит речь родителей, начинает ее понимать и пытается повторять. В процессе этого мозг отслеживает в речевом потоке взаимосвязи и формирует на их основе четкие структуры, сам! Это же невероятно.

Человек, с рождения живущий в русскоязычной среде, легко склоняет существительные и спрягает глаголы, правильно строит управление — и все это неосознанно. Да, на письме он будет делать ошибки, потому что русская орфография основана на фонемном принципе и окончания у нас много где звучат совершенно одинаково, но русский человек никогда не скажет: «Я любите пушистые котиками».

Еще более невероятно то, что у билингвов — детей, которых с рождения окружают два языка, — в мозге выстраиваются две автономные системы. Билингвы часто начинают говорить позже, но зато сразу на двух языках. При этом у них в голове языки не путаются, и чудовищных сочетаний, за редкими исключениями, билингвы не создают.

Совсем другая ситуация у русских, переехавших в другую страну, но живущих в русскоязычной среде. Вот там появляются настоящие языковые монстры. Например, в США иммигранты из России говорят на рунглише — адской смеси русского с английским. Из английского, как правило, берутся только корни, которые встраиваются в русскую грамматику. Рунглиш отлично иллюстрирует хрестоматийная шутка:

В продуктовом магазине на Брайтон-Бич в Нью-Йорке продавщица вежливо спрашивает: «Вам турку наслайсовать или писом?» (Вам индейку порезать или кусочком? Would you like this turkey sliced or in one piece?)

Рунглиш — это не отдельный язык и не диалект, это именно смешение языков. Фонетические и грамматические особенности остаются русскими, не меняются.

Но существует реальный уникальный диалект русского языка, основанный на такой смеси русского с английским. Он сформировался в деревне Нинильчик на Аляске. В XIX веке на Аляску приезжали работники Российско-американской компании — тогда полуостров еще был частью империи. Русские колонисты женились на эскимосках и алеутках и оставались там жить. Позже Аляска перешла во владения США. Так, под влиянием английского и местных языков появился нинильчикский диалект.

Слова в диалекте по большей части обычные русские, но только те, что были в XIX веке, — нинильчик развивался в полной изоляции от Советского Союза и, соответственно, не синхронизировался с современным русским. В диалекте выявили такие выражения, как струж (рубанок), на вышке (на верхнем этаже). Около двух десятков слов заимствованы из английского — например, восхитительные рабабутси (резиновые сапоги). Из местных языков нашлось всего несколько примеров заимствований.

Диалект имеет интересные фонетические особенности: вместо звука [v] в нем используется [w], вместо русского [r] — ретрофлексный английский. Сильно модифицировано противопоставление по твердости-мягкости: по-нинильчикски говорят рэчка, риба, син, старюха.

Полностью утрачен средний род — это закономерное явление, возникающее из-за сходного звучания безударных окончаний: честная слова, сырой мяса, воронья гнездо. Частично утрачен женский род — мой шапка, пустой катушка.

Заинтересовавшимся нинильчиком рекомендую почитать статью Максима Руссо и исследование А. А. Кибрика.

Наверное, как-нибудь напишу про русские диалекты и про отличия языка от диалекта — это довольно интересный и сложный вопрос.